"...Мы торопились, чтобы еще днем приехать в город, и через деревни Березовка и Ладейка вечером около 5 часов (18 января 1735 года) счастливо прибыли в город Красноярск.
Этот город моложе Енисейска и построен Москвой. Он расположен на левом берегу реки Енисей. Снизу он омывается рекой Кача, устье которой уже ниже города. Так же, как и у остальных сибирских городов, здесь тоже был сперва заложен острог, который постепенно превратился в город. Первый острог находится в северной части города, и в нем находим мы церковь, канцелярию, дом воеводы, несколько маленьких металлургических заводов, в которых лишь по одному помещению, пороховой магазин и т. д. Город простирается на юг от острога и насчитывает 350 домов. Из общественных зданий следует назвать церковь, ратушу и несколько мелких металлургических заводов с одним помещением в каждом. Возле церкви примечательная колокольная башня, которая построена на таком месте, что, проезжая через город, приходится проезжать ее, как через городские ворота. Кроме того, город окружен еще особым острогом.
Жители города большей частью служивые, так как при закладке его имели целью обезопасить эти места от нападений киргизских татар и как в то время, так и до сих пор заботились лишь о том, чтобы эту безопасность сделать достаточно прочной. Поэтому до недавних пор это было место, куда не каждый отваживался ехать, а ехали лишь по принуждению. Вокруг простираются степи, и они были до этого очень подвержены набегам киргизских казаков.
Теперь уже в течение ряда лет существует полная безопасность, так как киргизские казаки все перебрались в калмыцкие степи. Так что здешние служивые получили возможность безо всякой опасности наладить связь со всей этой местностью. Они нашли довольно прямой путь через Красноярские степи до Иркутска и Томска, по которой, особенно летом, хорошо ездить так как везде имеется вода и корм. Если бы хоть иногда попадались деревни, то это был бы удобнейший путь и зимой. Эта дорога из Томска через Красноярск в Иркутск более 100 верст короче, чем через Енисейск вверх по Тунгуске. Так как царская казна благодаря большому количеству подорожных денег, которые постоянно платят на этой новой дороге, получает большую выгоду, большинство тех, кто едет за казенный счет, вынуждены выбирать эту дорогу как зимой, так и летом. Купцы также получают здесь большую выгоду и выбирают этот путь большей частью зимой, а иногда и летом. Поэтому Красноярск сейчас выглядит более оживленным, чем до этого, и со временем, может быть, некоторые купцы осядут здесь.
Служивые живут здесь очень хорошо и, большей частью, весьма зажиточны. Их богатство составляют лошади и крупный рогатый скот, для прокормления которых им нужно немного. В любую погоду, холодную и теплую, все равно, они выпускают скот в степь пастись. Так как зимой на полях снег бывает редко, и скот выкапывает из земли столько корней и засохшей травы, что не подыхает с голоду. Если же снег на полях, то эти животные умеют, издавна привыкшие к этому, выкопать свою пищу из-под снега. Я не могу сказать, что здешние животные так же хороши; как и в других местах. Одна лошадь в России может тащить больше, чем здесь три, а одна русская корова дает больше молока, чем двадцать здешних. С большим трудом мы могли добыть ежедневно столько молока, сколько нам нужно на завтрак к чаю. Здесь сеют зерно, и земля настолько плодородна, что ее лишь сверху слегка обрабатывают и в течение 5—6 лет засевают, не удобряя. Если зерно уже больше не растет на ней, то вокруг достаточно заброшенной земли, на которой сеют вновь. Настолько велика здешняя леность, что никто не хочет приложить малейших усилий, чтобы добыть себе хлеб насущный.
Но так обстоит дело там, где земля благословенна, а людей не заставляют работать. На мой взгляд, в других землях любой крестьянин, получи он такую прекрасную землю, не только охотно был бы бесплатно служивым, но еще платил бы деньги сам.
Одна лишь возможность наживы удерживает власть имущих от проведения в жизнь полезных начинаний. Служивые платят едва ли не большие налоги, чем крестьяне. И если бы вместо этого бесполезного народа (служивых) держали бы десятую часть от их числа солдат, то они (власти) понесли бы существенный убыток. Я уже не говорю о казачьем голове и других властях среди служивых, должности которых раздаются только за деньги. Все это бы исчезло. Здесь, в Красноярске, — казачий голова, о котором каждый служивый говорит, что он у него (т. е. у головы) ни о чем не спрашивает. Они даже дерутся с ним так же, как и между собой: Этот парень настолько никчемен, что, по моему мнению, он хуже самого последнего и плохого казака. И тем не менее он поставлен над 700 казаками.
Помимо того, что служивые получают особые выгоды за счет плодородия здешней почвы, они обогащаются еще за счет одного дела, к немалому убытку царской казны. Множество татар, живущих вокруг, платят дань соболями, лисами и другими мехами здешних мест. Если же они не могут добыть столько меха, сколько нужно для выполнения дани, то для каждого вида дани установлена определенная цена и вместо меха вносятся деньги.
Вначале, когда татары платили дань, они приносили меха в том виде, в каком они (звери) были пойманы, и часто в казну поступали соболи очень и очень ценные. Только жители города, а может быть, и проезжие по новой дороге купцы открыли татарам глаза. Ценные шкурки они покупают у них за такую цену, что они (татары) имеют в общем за них 4-кратную выгоду. Но такая цена составляет больше 1 рубля. Из полученных денег татары берут, следовательно, 1 рубль и вносят его в казну за одного соболя, остаток оставляют себе, так что в казну поступает уже больше наличных денег, чем шкур. Скрывая тайну, татары говорят, что нынче было несколько меньше мехов добыто, чем раньше. На все это воевода смотрит сквозь пальцы.
В таких обстоятельствах здесь повсюду процветает безделье и высшая степень пьянства. Служивые живут со своим воеводой настолько по-панибратски, что не стесняются, будучи у него в гостях, напиться до одури, орать и скандалить. Самогон пьют не из маленьких чашек, а из больших кружек. И тот, кто в гостях наиболее напился до скотского состояния, на другой день заявляется с подарками.
Я предполагаю, что здесь так же, как и в других местах, процветают проституция и связанные с нею болезни. Но ничего определенного об этом сказать не могу. В связи с этим во время нашего здесь пребывания были случаи, когда людей заставали друг у друга в неблаговидных отношениях, и приведены они были в канцелярию. И были среди них женатые и замужние. В тюрьме находилась также женщина, уморившая одного служивого своим снадобьем. Так что я могу сделать вывод, что проституция здесь процветает и что имеются такие болезни, только какие именно, я не сумел выяснить в достаточной мере...
Красноярск до недавнего времени был местом, где можно было достать достаточное количество древностей, и в настоящее время он в этом отношении предпочтительнее других деревень. Но древности, как очевидно, выкопаны из старых захоронений, большое количество которых находится около Абаканска и Саянска. До этого там найдено столько золота, что красноярцы помнят, как за полрубля можно было купить «золотник» золота. Серебра также было найдено много, а меди и сегодня еще достаточно.
Из серебряных сосудов я видел у здешнего воеводы вид подноса и горшочек, оба предмета позолочены. Примечательным было то, что на подносе можно было увидеть фигуры чеканной работы, похожие на то, как изображают птицу грифа. Из меди находим тарелки, молоточки различной работы, украшения для конской сбруи и т. д. Нередко можно найти также вид колокольной бронзы и поддельное китайское серебро. Из первого чаще всего отливают аргали, которые иногда имеют полую ножку-подставку, а иногда штыковидную подставку, которая может куда-нибудь втыкаться...
Как я говорил выше, здешние татары заявляют, что охота на соболя теперь менее удачна, чем раньше. Местные жители подтверждают это и рассказывают, что если раньше кто-нибудь заявлялся к татарам с железным котлом, то они наполняли котел соболями доверху в обмен на котел, теперь же этот обычай отошел...
У этих людей: (качинцах) нет никакой религии, однако они верят, что Бог есть: и так как у них с русскими тесные связи, то временами они ставят свечи в русских церквях, чтобы показать тем самым свое доверие к русскому Богу. Однако в быту они обращаются также к своим духам, и кажется, что они еще очень далеки от восприятия христианской религии. Когда с ними об этом говоришь, то они приводят следующие возражения: 1. что их предки без христианской религии очень хорошо жили; 2. что христианская религия очень ограничена — нельзя есть конину, а в праздники они связаны тем, что надо есть то, что они и не знают, где взять. Но кроме того, что они говорят без боязни, что русский образ жизни кажется очень несчастным. Так, если у себя в юрте они хотят пожелать кому-то что-то очень плохое, то используют очень ходовое среди них выражение: «Чтоб ты жил, как русский»!
Кроме выполнения обычных моих обязанностей в этом месте, я должен был еще осмотреть три описанные уже подземные пещеры у р. Енисей. И так как скала со старыми татарскими рисунками (писаной камень) находилась на том же самом пути, то господин профессор Миллер и я согласились в указанные деревни поехать вместе. Однако Миллер был вынужден из-за недомогания остаться дома.
1 февраля я отправил студента Крашенинникова с тринадцатью служивыми в указанные деревни вперед, чтобы он немного подправил дороги к подземным пещерам и приготовил на всякий случай лестницы.
2 февраля мы отправили студента Третьякова с академическим оборудованием и частью другого инструмента вперед, в Иркутск, так как мы опасались, что не получим в поездке лошадей для всего инструмента.
4 февраля в 6 часов утра в сопровождении художника Люрсениуса и землемера Александра Иванова я отправился к подземным пещерам и скале с надписями...
С 9 числа этого месяца, с началом Масленой недели, начинаются здешние празднества. Все, что соответствующий год мог предложить крепкого, выпивалось, и мужчины и женщины веселились как следует. Мужчины развлекались верховой ездой, женщины пешком гуляли по улицам, а ночью обычно слышалась музыка, состоящая из беспутных криков. Дети катались с горок на шкурах. С приближением конца этой недели все эти празднества и веселье кончались. Нередко в последние дни можно было видеть толпу пьяных всадников, человек тридцать, иногда с ними были подростки, чтобы увеличить общество.
Я тоже очень хотел участвовать в одном из таких празднеств. Воевода представил мне такую возможность, в последний день Масленицы, вместе с воеводой отправился в деревню Торгашино расположенную в 5 верстах от города, куда воевода был приглашен здешним винным откупщиком (арендатором), который имеет винокурню в этой деревне. Мы выехали большой кавалькадой. Рядом с нашими санями скакало более 16 всадников, вооруженных колчанами, луками и стрелами. Во время поездки они упражнялись в стрельбе из лука. В землю пускали стрелу, а затем все старались на полном скаку попасть в нее другой стрелой и перебить ее пополам. Очень часто это удавалось, и победитель получал небольшой приз. Мы переехали небольшую речонку, которая берет начало недалеко, в небольших горах, и зимой никогда не замерзает. Недалеко от устья друг за другом стоит 10 небольших мельниц для размола зерна, которые приводит в движение речка, но вскоре после этого теряется в земле. Когда мы прибыли в деревню и расположились в комнате, то друг за другом стали заходить крестьяне, и каждый клал на стол что-то завернутое в бумагу, сперва перед воеводой, затем перед его женой. Некоторые давали и сыну что-то.
В моем присутствии воевода развернул несколько бумажек, и в каждой завернуто 10 копеек. Однако супруга всегда получает половину. Теперь я понял, почему воевода в течение всей Масленицы вместе с супругой ездил в гости по соседним деревням: он собирал привычные подарки. Впрочем, я ни разу не видел, чтобы приехавший к нему домой из деревни не положил бы на стол сверток, из чего можно заключить, что здешний воевода с голоду не умрет.
Ясно одно, что если он хочет получить много подарков, то он должен жить с крестьянами на равных, а иногда и пить с ними. Я слышал, что хочешь получить подарок, то лучше всего, особенно в Красноярске, их можно получить, отправив гостя от себя домой пьяного. И часто служивые день за днем пьют до тех пор, пока не спустят последнего соболя. Вечером служивые устроили праздничную борьбу. На поле построили две стены из снега, связанные сверху поперечиной также из снега. Это строение должно было представлять собой крепость, вокруг которой стояли служивые с очень длинными палками, а другие служивые верхом должны были эту крепость взять. Крепость никогда не атаковало более 2—3 всадников, а чаще всего лишь один. Бешеным галопом мчался всадник к крепости, но его встречали ударами, сбивали с лошади и крепко отделывали. Всадники пришли в ярость от того, что не могли взять крепость, и хотели пустить в ход против ее защитников стрелы, но воевода не разрешил это сделать, и крепость осталась в руках ее первых владельцев.
Отсюда, в частности, можно сделать вывод, что служивые, при случае, могут совершать ратные подвиги. Впрочем, может быть, крестьяне, которые в жизни не держали в руках оружие, превзошли бы их, ибо служивые сделали своим единственным занятием пьянство. В старые времена сибирские служивые выглядели весьма внушительно. Они носили латы 2-х видов, которые покрывали все их тело. Одни сплошь состояли из железных колец, а Другие состояли из тонких железных пластин. Пластинчатые латы, по словам служивых, носить гораздо легче, чем кольчатые. Такая броня, как уже было сказано, покрывала все тело: грудь, живот, всю спину и руки. Сюда же относится и шапка, которая вверху имеет железную подкладку. Я видел обе эти латы, но теперь ими уже не пользуются.
...Здесь в Красноярске в 1740 году я встретил своего гостя из Петербурга, вид которого меня сильно обрадовал, так как обычно мы больше радуемся тому, что имеем, чем тому, чего еще ждем. Однако он сразу же сказал мне, что художник, которого я здесь оставил, себя очень плохо чувствует. Я сразу же пошел к нему, и он мне рассказал, что немец, уже много лет живущий в Красноярске, сказал ему несколько дней тому назад, что в огороде воеводы много хороших корней пастернака. А так как художник большой любитель этих корней, то попросил немца приготовить ему блюдо из них на обед. Художник съел все это блюдо с жадностью и вскоре почувствовал удушье и сильную сонливость. После этого его вырвало, он сунул палец в рот, чтобы окончательно очиститься и действительно еще облегчился. Но непреодолимый сон свалил его в постель и проспал он около четырех часов очень крепко, а теперь очень тяжелая голова и все кружится. Я тотчас послал за немцем, который готовил ему блюдо и который ничего злого на уме и сердце против художника держать не мог и сделал ему уже много хорошего. Я велел ему принести несколько этих корней вместе с травой и сразу определил, что это белена. Я заставил художника тут же выпить маленькими глотками большую кружку сока красной смородины, и он вскоре почувствовал себя лучше. Затем пригласил его в свой дом, чтобы закончить лечение. Вскоре он появился, и я дал ему маленько легкого пунша из воды, 7 части самогона и столько же сока красной смородины, который для меня служил как освежающее после целого дня жары. Вместе с больным и моим петербургским гостем мы пили до тех пор, пока не разошлись в хорошем настроении и легли спать. Я был рад, что в господине Мартини, хотя он и родился в Филиппсбурге, я нашел полуземляка, так как он много лет был в Вюртемберге и много мог рассказать хороших новостей не только оттуда, но и из Петербурга.
Я спал необычайно спокойно, бывший больной также на другой день сказал, что отдыхал спокойно и не чувствует больше никаких болей в себе. Около 11 часов дня явились люди, оставленные после крушения лодки на Мане, и привезли весь оставшийся инструмент на сооруженном ими плоту. Им пришлось ночевать на том месте, где утонула лодка. Так как пока они строили плот, наступила ночь и они не отважились плыть ночью. Утром 22 августа около 7 часов они отплыли и без препятствий и остановок прибыли сюда.
...В этот день я обстоятельно побеседовал со своим полуземляком. Он показал мне свои травы, собранные в пути, и здесь их было уже много, и я должен признать, что в науке о травах он преуспел. Я заключил также из беседы, что у него большой опыт исследований и он разбирается в химических процессах, и мне захотелось заиметь такого подражателя, которого можно было бы использовать в других нужных делах.
После обеда мы пошли гулять, он взял ружье, однако обращал внимание в основном на встречающиеся травы. Ни одна травинка не ускользнула от его зоркого взгляда. Он убил мне также пару хороших птиц, В его лице я имел, таким образом, хорошего знатока и исследователя трав и умелого исследователя вообще.
И я не знаю, для чего его лучше использовать, для копирования, для чего он собственно, и послан, и в чем он тоже преуспел, или для других наук, которые он тоже знает. Его можно использовать для всех этих дел, и в ходе поездки много мне помог, из-за чего я взял его на содержание с этого времени. Кроме него и художника я никого из своих людей не мог использовать для своих исследований.
По возвращении в Красноярск я получил письмо от хорошего друга из Иркутска, в котором было сообщение из Охотска от 28 ноября 1738 г. о страшном землетрясении, которое произошло в шестой зимний месяц 1731 г. на Курилах и прилегающих островах. Как говорится в этом сообщении, многие стоящие на берегу этого моря крутые скалы раскололись во время землетрясения на куски. Это землетрясение чувствовалось и в открытом море, виден был огонь далеко вокруг...
В целом Сибирь до сих пор избежала землетрясений. Самой западной точкой, где, по моим сведениям, было землетрясение, является Красноярск. Но и это было в старые времена, так как среди молодых никто не помнит землетрясения. Да и те, о которых еще помнят старики, не были такими страшными, чтобы кого-то сильно напугать. Самые частые и сильные землетрясения, о которых я слышал в Сибири, были в Иркутске. Нередко они обрушивали дымоходы домов и заставляли звучать колокола, раскачивая их."
(«История Красноярска» документы и материалы XVII-пер. половина XIX в.в.; Красноярск, «ОФСЕТ», 2000 г., составитель Г. Ф. Быконя)